Правдивые сказки

Настоящего Индейца

Мацек

О том, что он Мацек, я узнал только после его смерти. Из интернета, и о смерти оттуда же. Когда я видел его в последний раз в Одессе, дешёвых безлимиток ещё не было.

Мацеком он был до знакомства со мной и оставался для тех, кто знал его раньше. Мне он рассказывал, что до Москвы много времени провёл в Биробиджане и немного на Чукотке. Сорокин (из «Бадда Бу», а не писатель, конечно) в ЖЖ и Алёна Мышь в ВК писали мне о том, как он играл в Коломне с «Иеронимом Босхом». Я познакомился с ним осенью 2000 и ни разу не слышал, чтобы кто-то называл его Мацеком. А мне он представился своим именем, разумеется.
Эдик Зеленский, князь Сурожский, как называли его в тусовке Литла. Про то, как Эдик познакомил меня с Литлом, я написал во «Вчера я был у строго реаленных людей». Про Эдика там совсем немного, к тому же он там сперва Эдик, а потом для конспирации Раста Бэбик.
Что он из тех, о ком мне нравится писать, я понял сразу, потому и захотел познакомиться.


Я тогда работал в «Железном Фениксе» кем-то вроде швейцара. Входящие в клуб сразу видели меня, сидящего за чёрным столом в китайском костюме, вроде просторной пижамы, шёлковом, синем с ярко-жёлтыми драконами. Я пил пуэр или дянь-хунь, на столе стояли глиняный коричневый чайничек и чашечка, по-простому, без чабани. Моей обязанностью было по-китайски улыбаться всем входящим и указывать им лестницу в подвал, в котором год назад мой приятель по ЛИКИ оборудовал чайный клуб, и мне посчастливилось тоже принять в этом рабочее участие. Поднимающимся из клуба я указывал лестницу на второй этаж, на котором был дабл и можно было курить. В остальное время я почитывал книжки, которые были расставлены на полках в клубе.


Каждый вечер в клубе была живая музыка. Чаще всего «Саригама» моего одноклассника Мильёна, благодаря которому я, собственно, там и оказался. Я пришёл его послушать, а когда Миль встретил меня там в следующий раз и узнал, что я уже здесь работаю, удивился несказанно. Он был уверен, что такой незатейливый вахлак, как Фил, не может иметь никакого отношения к высокодуховной эзотерике.
Иногда устраивал свои шоу Герман Виноградов, иногда и сам высший гуру Бронислав Виногородский приходил потроллить искателей духовного пути. А ещё играла группа… как же они назывались?.. в общем, они мне нравились больше всех. «Саригама» играли что-то похожее на традиционную индийскую музыку, и на мой вкус звучали довольно уныло. А эти ребята играли этно, используя и сэмплеры, и драйвовые перкуссии, и на электрогитаре с ними играл Эдик. С ними – потому что у него уже была «Яга», но это не мешало ему играть и со всеми, с кем получится (с «Шамански бит», например).


Он вышел покурить, а я пошёл покурить вместе с ним, потому что мне очень понравилось, как он играл. Он пришёл в дикий восторг, узнав, что я из Крыма – так мы же земляки!!!
- Я из Судака, а ты откуда? Из Симфера? Ну вообще тогда.
- А курнуть не хочешь? – на третьем этаже у меня была заначка. На первом этаже была только прихожая, на втором офисы, а третий был пока никем не освоен и завален всяким хламом. Заначку я припас для герлы, которую собирался пригласить в клуб и заманить на третий этаж, романтика же. Рокенрол, конечно, важнее, тем более рэгги, как потом выяснилось. Рокенрол даже без секса прекрасен, а секс без рокенрола – дрочка же. Нет, тоже прекрасно, но как-то совсем не так. И никогда нельзя быть уверенным, что герле тоже просто кончить захотелось, а не умереть с тобою в один день, например.
Рокенрол – если вы понимаете, о чём я, и читаете не за тем, чтобы цепляться – даёт кайф, ничего не требуя взамен. Даже здоровья, как драгз, третий источник и составная часть хиппизма.


и в секс, и в драгз чередованье
причастия и отдыханья
и только рокенрол всегда
до полного ахуеванья
Фил, 1992


Понятно, что после этого мы обменялись телефонами.
Для общения с музыкантами у меня всегда было два повода — моя машинка и травушка.
Вот как ещё дружить с любимыми музыкантами, если сам не музыкант? Можно стать оргом, но никакой прирождённости в этом направлении я никогда не ощущал. Звуковиком даже пробовал стать, но познакомившись с прирождёнными, понял, что смогу стать только дрессированным. Даже петь пробовал, гы-гы, да и сейчас легко на пляже ночью.
Помнит кто-нибудь? «Они музыканты» - «Зарабатываем на хлеб, вот и вся служба» - «Так вы богачи?» - «Не мы, наш менеджер». Волшебным звуком из мира Занавесья казалось нам с Мильёном тогда это слово: (задумчиво и восхищаясь) менеджер. Из мира, который только на картинках и на пластинках.


С девятого класса я мечтал быть водителем автобуса группы Алана Прайса из «О, счастливчика». В восьмом я купил самоучитель игры на гитаре и понял, что музыкант из меня вряд ли получится. А шофёр в итоге получился. Сперва я возил «Ковчег», «Броневичок» и «Бронековчег». Потом ещё и Олди. Кожекина с его аппаратами возил раза три, и на этом основании пишу сейчас ему каменты в ЖЖ, как будто мы старые друзья, хотя на самом деле просто знакомы, по ЖЖ даже больше, чем ИРЛ.
Потом возил Борова со Сталкером, иногда и Наташу, и даже прах Наташи. Ну и Эдика по ходу, но с ним нечасто и по делам, а тусили тогда постоянно со Сталкером и с теми, кто с ним был связан. Между прочим, Сталкера знают очень многие тусовые люди, но чуть менее, чем все из них, знают другого Сталкера, а ещё точнее – одного из других.


А ещё до того, как у меня появилась машина, лучшим пропуском на репетицию была трава. То и дело меня снабжал ею знакомый айтишник, знавший человека, привозившего то и дело джанкойские шишки по $100 стакан (меня с ним не знакомил). Если стакан кончался, а поставщик шишек всё никак не появлялся снова, находились варианты похуже или дороже. Например, один мальчик из очень хорошей семьи то и дело летал в Индию, и родители его, конечно, не подозревали, что он не только Востоком увлекается и не только китайской чайной культурой, но и индийской конопляной. Пять винилов взял у меня послушать, да так и не вернул. Зато возвращал все книжки, а мне дал почитать Буковски. Такой смолы я больше не пробовал. В смысле, именно такой. Бишкекская мацанка от Сайгида в Питере была всяко эксклюзивней.


Иногда у музыкантов случались свои варианты.
С полчаса ждём с Эдиком в машине человека, который знает, где взять. Возле Киевского вокзала, мороз градусов 20 и валит снег. Эдик то убегает на место стрелки, то возвращается в машину погреться. Я включаю и выключаю мотор и печку. Наконец Эдик появляется из пелены хлопьев не один.
Пробка еле движется, полчаса до Садового, ещё час до Крымского моста. Мы курим в машине, открывать окно почти бесполезно — выхлопных газов снаружи не меньше, чем табачного дыма внутри. Спускаемся под мост на набережную, там движение чуть поживее. Окончательно на месте ещё часа через полтора.
Мы собираемся взять по два корабля. Знакомый Эдика уходит, возвращается — цена несколько дороже, чем ожидалось. Эдик долго ругается — у него хватает только на один. Ждём ещё с полчаса — знакомый ведь и попробовать сперва должен, прежде чем брать.
В пакете, конечно, не коробок, поменьше. А ещё ему нужно отсыпать за ноги. Высаживаем его у метро и едем ко мне.
На флэту Эдик делит добычу, на три части делить посложнее, чем пополам. Ну, теперь наконец можно и попробовать. Разумеется, из моей доли, раз она больше.
- Ну и что там пробовал этот Вася?
- Просто ты мало заколотил, - возражает Эдик, - давай ещё одну.
Он собирается ещё успеть на метро — не везти же мне его ещё в Кунцево с Динамо. Перед выходом просит дать ему на дорожку. Потом спохватывается:
- Ах да, у меня же у самого тоже есть! Но всё равно... за организацию, чисто на пяточку?.. Это же для группы, для музыки...
В другой раз я приезжаю к нему, чтоб отцепиться у приехавших земляков. Условный корабль у них чуть не в два раза больше, при этом дешевле.
- Но это, Фил, чисто только для тебя, ты же наш, крымский. Если нужно кому из твоих друзей, цена немножко другая. Ты поспрашивай, ладно?
- Само собой, - уверенно говорю я, хотя никогда не посредничаю, ну разве что свести желающего с самим Эдиком, и пусть решают без меня. Как музыканты, поскольку других знакомых желающих у меня нет.


Однажды, кстати, ездили мы с Эдиком и Боровом. Эдик знал, куда ехать, я был извозчиком, а Боров ещё одним желающим. И оказалось, что Эдик не знает Борова! Как и Боров Эдика, но это всё же более понятно. Эдик, конечно, сразу понял, что это не обычный рокенрольный фан, а музыкант, но мало ли Сергеев? На обратном пути, уже попробовав, они много чего доказывали друг другу насчёт примочек и сэмплеров. Эдик снисходительно поучал начинающего гитариста, а Боров нисколько не возражал и очень прикалывался. Он-то понял, что его не узнали, а Эдика незнакомые люди на улицах не узнавали, то есть он и не ожидал, что его узнает какой-то металлюга. Ко мне не заезжали, я высадил сперва Борова, потом Эдика. А потом так и не сказал ему, кто это был.
Дальше я везу Эдика с Полинкой на репетицию, и они не подозревают, что балансируют на грани. Я не курил уже давно, а крымские шишки оказались наилучшего качества. Мы летим по Кутузовскому километров 100 в час, слева проносятся те, кто 130 и выше. А я то и дело ловлю себя на том, что я не здесь, а где-то ещё. Сосредотачиваюсь, но ненадолго. Вечер, снег, огни, фары. Играет кассета Эдика, сам он в улёте, Полинка не курит, но тоже беспечна, как завзятый растафара. А у меня ощущение, что я не способен контролировать вообще ничего, и только на автопилот полагаюсь, ну или там на Джа, очевидно же, что всё в его воле.
Тогда он ещё жил с Полиной в её комнате в коммуналке. Мы ведь с ним из Крыма, и оба жили у москвичек. Мне Галка по характеру очень подошла, а Эдику Полинка сочиняла и пела, и с ней он создал «Ягу». «Яга» — это была Полинка, без неё Эдик переименовал группу в “Jaga”, например. Без неё группа была тоже прикольная, но другая.


Галка терпит меня до сих пор, потому что у Маши должен быть папа, а Полинка не вынесла пьянства и буйства Эдика. Он говорил мне, что когда-то (в Биробиджане?), сидел и на чёрном, и на белом, но давно ничего такого, и я уверен, что так и было. Самое обычное дело — начать после этого синячить. И очень многие, начав бухать, начинают буйствовать. Галка много могла бы рассказать про мои практики озверина, так что вполне представляю, что являл порой Эдик в домашней обстановке. В Крыму уже и сам наблюдал.
После Полинки Эдик стал жить с Галинкой. Это для рифмы, и Галинкой называет Галку её мама, а Эдик звал свою Галю Галчонком, а я во «Вчера я был у строго» Волчонком её назвал, и это намного лучше описывает её, чем Галчонок.
Галчонок была противоположностью Полинки в том, что бухать обожала, а пьяные выходки — особенно. Она действительно была прирождённой художницей, просто засосала синюшная трясина, и дар стал выражаться исключительно в одиночных флэш-мобах.
Например, она зачем-то перегрызла Машины колготки. То есть она сперва хотела отгрызть и даже пробовала (на ногах Маши, сеанс колдунства), а потом отрезала ножницами. Вот тебе, Маша, носочки, а вот прикольные штанишки. Спонтанный дизигн. Маше шесть лет. Ей было очень жалко своих колготок, и никакого юмора она в этой выходке не нашла. А Волчонок, кмк, и хотела сотворить хэппенинг, воспоминание о котором всегда вызывает слёзы. Маша, кстати, и не помнит уже, а вот мне до сих пор её жалко.
Конечно, с кем по пьяни чего не случается. Обычно-то она была весёлой и жизнерадостной, приветливой и общительной, простой и даже где-то душевной. И к ней можно было звать любых музыкантов и сочувствующих, даже нужно.


Как и Олди, Эдик был прирождённым хвостопадом, зачёркнуто, это я шучу, на самом деле среди нефоров полно странников на аске и приживалок на вписке, «дядь, дай десять копеек – сам такой, али не видишь». Эдик совсем другое, Литл правильно его князем называл (в Олди Литл тоже сразу увидел благородного дона). Он ощущал себя, как дворянин, которому другие дворяне всегда могут сделать пацанский подгон. Вам же нравится, что есть такие растаманы, у которых никогда ничего нету? Я делюсь с вами тем, что есть у меня и чего нет у вас – музыкой? Вполне естественно, если вы поделитесь своей тачкой, своим бухлом и стаффом, даже и купюру на жизнь подгоните, ничего тут такого нет. И вы имеете дело с настоящим растаманом, а не с теми, кто на модных лайбах и лэйблах.
Как и Олди, Эдик сразу увидел, что я такой же, как он, хоть и другой. То есть не в смысле таланта, конечно, а в том, что сразу видно – крутить меня не на что, хотя, конечно, потроллить по-братски на эту тему всегда можно.
Он накуривал меня на всех сэйшенах, и своих, и сборных типа фестов. Всегда почему-то были желающие накурить Эдика, а Эдик всегда звал меня, обнимал за плечи и говорил пацанам: это наш крымский человечище. Ну то есть говорил он так не всегда, да и вообще не так, я просто изображаю, как примерно. А я ведь всегда был за рулём и не бухал, так что курякнуть было очень кстати, когда все вокруг веселы.
А то я выше написал про «дай ещё на пяточку», немножко некрасиво, если неправильно понять. Это же просто общение, ну и как без троллинга? Он ведь не рядовой странник, он маг музыки, он творит то, что вечно – ну смешно же про пятульку, разве нет? Там ясное течение гармонии светил — и тут настолько житейское дело, плюс-минус какие-то калабашки. Это уже Олди так выражался, калабашки – то, на что можно получить плюс-минус бутерброд, или больше-меньше пива, кому-то, конечно, и дороже-дешевле тачка. В любом случае, то, за что купить вдохновение для новой песни невозможно, а продлить дни того, кого вдохновение посещало – вполне реально.
Написать про Эдика меня вдохновила подруга Галчонка. Она увидела меня в друзьях ВК у Гарика Багдагюляна, опознала и спросила меня в личке, помню ли я её. Ну как не помнить, даже точная дата – днюха Эдика.

В тот день я с утра был загружен Инкой. Она попросила меня перевезти на дачу её родителей какие-то шмотки – ну, какие обычно на дачу увозят. Вместе с мамой и её сестрой. Их мы оставили на даче и возвращались в Москву вдвоём. Дача у них недалеко от Петушков, добираться нужно сперва на электричке, потом пересаживаться на т.н. «кукушку», а потом ещё с полчаса идти через лес. Кругом дачного посёлка болотные хляби, говорят, и змеи водятся, а комары досаждают даже днём. На мой вкус, проживанием в таких местах можно наказывать за тяжкие преступления. Но им нравится.
Они ещё и выпили водочки, чтоб отпраздновать успешное перемещение. Мне, трезвому водителю, предложили закусить. Мне, конечно, ничего в рот не лезло, мне бы отвязаться от них поскорее. Даже если бы не был за рулём, только этого не хватало – выпивать с простыми и неумными тётками. Отвезти бесплатно – могу (впрочем, вру – на бензин они мне что-то дали), но оттягиваться в такой компании – увольте.
На обратном пути ещё и пробка, часа три ехали, может, больше. А я при этом как бы спешу, чтоб поздравить Эдика. Ничего, отработал – «отдай долги», как пели «Странные игры». Высадил Инку возле дома её нового избранника, после чего станцевал, не выходя из машины.
Галчонок жила в однокомнатной с видом на Краснопресненскую набережную.
Когда я к ним приехал, они были уже поддатые, ну ещё бы – праздновали с утра. Кто-то уже заезжал к ним, поздравлял, но к вечеру они остались втроём. Третьей была подруга Галчонка, приехавшая откуда-то из провинции. Лора. Ну… ничё так, оценил я, молодая. И волосы длинные, а это для меня главное. Правильные черты лица, обычные русские. Миниатюрная фигурка, попа раза в два меньше, чем у Галки. Моложе меня лет на 20.
Ну вот что я могу подарить Эдику? Вечная проблема с этими днюхами – вроде полагается что-то дарить, а что? Ну, записал я загодя на болванку несколько mp3 “Israel vibration”, но это ведь полная ерунда, просто символически. Можно было бы разориться на массандровский «Сурож» (Судак!), но как-то глупо было бы, тем более что самому нельзя выпить. А достать курнуть, как всегда, проблема. Впрочем… может, пригласить их туда, где курнуть найдётся точно?
И поехали мы к моему старинному другу Игору в Зеленоград. То есть в Малино, это такой посёлочек, не доезжая. Был там дом, в котором жил мужик, частным образом ремонтирующий автомобили – при доме было три гаража. Обычно в том же доме бывали и другие мужики, которые вместе с ним работали, а в свободное время бухали. Завсегдатаем был и Игор, а потом хозяин умер, и так вышло, что Игор стал главным в этом доме. Все прочие были всё же безответственные алкаши, а дом был ничейный – думаю, никаких документов на него не существовало. Уже появилось много легальных и серьёзных автосервисов, народ перестал обращаться к народным умельцам, а пьянку в этом доме Игор запретил, и алканавты сами собою испарились.
Вот как всё в жизни связано – ещё в предпоследний год СССР Мастер подарил мне «копейку», а Игор учил на ней ездить. Когда я учился до Игора, я понаставил на ней отметин, а у Игора в Зеленограде был корефан по работе, который дружил с хозяином дома с гаражами и жил на окраине Зелёнки прямо рядом. Корефан этот как раз и стал хозяином настоящего сервиса, и Игор устроился к нему карбюраторщиком, а дочка его родила ребёнка от Игора. Это потом, а когда мы рихтовали «копейку», она ещё малолеткой была.


Дом стал дачей Игора и клубом для его друзей. Он привёз пульт, усилитель, колонки и даже минимальную ударную установку. Впрочем, из настоящих музыкантов случалось там играть только Гарику Багдагюляну и его друзьям. Папу Гарика мы с Игорем знали на тот момент уже 23 года. Ну вот Эдик ещё один раз там оказался.
Кто такой Эдик, Игор уже давно знал от меня. А Боба Марли в его доме висел огромный плакат. Кроме того, Игор абхаз по папе, и гостеприимство у него в крови. И Лев по гороскопу, любит блеснуть чешуёй. В общем, шишки у него оказались наивысшего качества.
Курить мы вышли во двор, как раз была полная луна. Во дворе были расставлены и развешаны фантастические инсталляции, которые Игор сварил и свинтил из ненужных железяк, а справа от нас в углу стоял на спущенных шинах преогромный кадиллак, правда, не розовый, а голубой и вообще ржавый.
Дунули, ништяк, вникаем. Как это всегда бывает, когда давно не курил, сразу нахлобучило. И тут я замечаю, что луна как будто стала меньше. Говорю об этом ребятам, они прикалываются, как меня накрыло. Но через какое-то время видят, что глючит всех.
- Вот это шмаль у тебя, Игор! – восхищаюсь я.
- Да, дуст что надо! – подтверждает Эдик.
И только когда от луны осталось меньше половины, до нас начинает доходить, что это нам не кажется, а всё реально. Лунное затмение – такой вот Эдику подарок.
Потом я отвёз ребят домой. Эдик с Галчонком удалились в комнату, а мы с Лорой остались на кухне вдвоём. Лев, Лошадь, пятёрку поставил, надо же.
Интересно, что Галчонок тогда ни о каком Гарике не знала, а её сестра позже от него родила. Ну то есть Лора так пишет, мне откуда знать. Ни мгновенья без знаменья, колода тусуется, колыбель из верёвочек плетётся.
С Олди Эдик сэйшенил на лужайке возле «Форпоста». Может, и другие случаи были, я пишу, что видел. В «Форпосте» был рэгги фест, и на «Джа Дивижн» было не пробиться. Народ тусил, сидя на лужайке группами, как обычно. Олди тогда вписывался у нас, а потому и сидел вместе с нами, то есть ещё были Галка с Машей. Олди попросил у соседей гитарку и стал бренчать свои обычные два аккорда. Тут же появились Эдик с Полинкой (то есть это было за 2 года до бёсдника с затмением), потом подтянулись Андрэ с Акимом, и дальше Олди можно было ничего не делать, только шаманить, как всегда.
Через какое-то время играли уже все, кто только мог. Те, кто не играли, передавали друг другу бутылки. Я был за рулём, но два юных растамана очень неплохо меня накурили, да ещё подарили распечатку словаря «Раста-патуа». Тырнет тогда был только у избранных, поэтому каждый листик был в файлике, а файлики сшиты. То есть не был, а есть, это сети у меня тогда не было, а сейчас хоть и есть, реликвию тоже храню.
Эдик сказал мне, что вовсе не брал с меня пример, как я воображаю, а сам давно уже думал, как здорово сдавать квартиру в Москве и жить в Крыму. То есть вообще давно все так делают.
Я, конечно, шутил – они переехали в Крым ещё летом, а мы только в конце лета узнали, что тётя нуждается в нашей помощи. Так что Эдик переехал раньше, а мы не брали пример ни с Эдика, ни со всех, просто само так вышло.
Летом мы даже не пытались его искать. Пытались уже прошлым летом, как раз завели наконец крымскую симку, но у Эдика был только домашний, а сам он всё время был то на море, то в горах. А нам он пытался перезванивать, но мы сперва свой телефон утопили, а потом телефон Коки, в который переставили нашу симку. То есть не утопили, а первый пострадал от дождя, а второй Галка постирала с рюкзачком.
Да и ломиться по жаре куда-то, если честно, совсем неохота. Ну Эдик, ну и что, как будто мы в Москве его не увидим. А ресурс, как всегда, бюджетный, надо растянуть на 2 месяца и в Москву вернуться, каждый литр портвейнабензина на счету.


Совсем по-другому было осенью. Квартиру мы сдали за столько же примерно, сколько я зарабатывал водовозом, но в Крыму ведь совсем другие цены! Особенно тогда, ещё до первого майдана. Свобода и могущество переполняли нас, мы вольны были ехать куда угодно, хоть бы даже и в Судак, наобум – я был уверен, что если не первый, то второй встречный скажет, где живёт Эдик. Впрочем, у нас ведь был адрес мамы.
Мы вообще-то ехали к Руслану в Феодосию, и только перед поворотом на Судак в Грушевке я вдруг вспомнил – а вдруг Эдик ещё в Крыму? Погода великолепная, вполне мог задержаться. Мы не знали, что они уже сдали квартиру Галчонка.
Эдик вписывался у своего местного корефана. В огороде стояла палатка Бурбона, а Бурбон был в Коктебеле. Первым делом Эдик достал заныканную пяточку, и мы присели во дворе под навесом. Потом заехали к его друзьям в какие-то гаражи. Смеркалось, а когда мы поднялись ближе к перевалу, стемнело совсем, показался месяц в лёгких облачках, мы остановились, кроме нас на трассе никого, только пара машин проехали мимо. И тут уже мы накурились по взрослому, как в Малино когда-то. У меня где-то валяется VHS, как всё это происходило, у нас была старая камера Галкиной мамы. Правда, всё равно мало что видно, только на внутреннем мониторе ролик навек.


Интересно, что я не помню, была ли с нами Галчонок. Должна была быть. Или её почему-то не было на тот момент, и она позже приехала сама? Помню только, что она уехала сама, это точно, а Эдик среди ночи побуждал меня пьяного гнаться за ней на «Фиате».
Меня тогда от запоев ещё оберегала машина. Как бы ни бухал – утром нужно быть трезвым. Или хоть ближе к вечеру. Или на другой день, но трезвость с первого же утра.
Ясно, что мы набухались сразу, как приехали. Бурбон заскучал в Судаке и наведался в Когти, а там встретил Литла с Хенсли.
Про Кожекина и про Борова я не стал пояснять – думаю, все знают, кто это. А Бурбон играл и с Кожекиным в первом «Броневичке», потом и с «Джа Дивижн», а вообще с кем только не играл. На барабанах. А до этого в Казани тусовался с Хенсли и Литлом, даже группа у них была, и Литл пел, не думаю, что лучше, чем я. Потом Литл уехал в Лондон, Хенс в Сочи, а Бурбон в Москву. И потом тоже там вместе тусили, с Эдиком вот познакомились.
Литл уехал, женившись, а приехал, похоронив жену. И позвал Хенса в Крымаки, чтоб вспомнить молодость, располагая счётом в Лондонском банке. За жену он получил страховку, плюс уже у него был вэлфер в два раза больше, чем арендные платы за квартиры Галки и Галчонка, вместе взятые.
В Коктэбле они сняли эллинг. Холодильник сразу наполнили всем массандровским ассортиментом. До утра играли и по очереди пели Эдик и Бурбон, и даже Литл спел «Матросскую тишину», а ещё “Stairway to Heaven”? ну, я «Шокинг блю» пою не хуже.
Но я-то утром море-чай-море, а Эдик начал с пива. У меня машина и Галка с Машей, а у Эдика фиеста. Я плаваю в последние разы в сезоне, загораю последним солнышком, натирая наш славный «Фиатик», опять ныряю, и опять, потому что знаю, что через неделю-полторы первая холодрыга, в Крыму так всегда. Последний кусочек августа осенью – и после обязательно первый холодок. А потом опять тепло, но августа больше не будет.
А Эдик бренькал на гитаре и прибирался сперва пивом, а потом и всеми винчиками. Вечером мы с Галкой и Машей пошли гулять, так что не знаю, почему и к кому приревновал Эдик Галчонка. Не знаю точно, но возможно, что и уебал. В общем, она уехала в Судак на автобусе, а Эдик сперва делал вид, что ему пох, но когда все уже порубились, где-то за полночь стал призывать меня везти его в Судак. Я тоже почти уже рубился, поэтому не очень помню, но заходил он с самых разных сторон – и на слабо, и друг я или не друг, и пацан или не пацан, и не хочу ли я получить пиздюлей за все мои подъёбки. Еле успокоил я его, точнее Галка, которая даже проснулась.
Утром Эдик хмуро извинился, выразив надежду на понимание состояния опьянения. Допив недопитое среди пустых бутылок алиготе, он спел «По улице Садовой», несколько раз, пока допивал. С Тимой, с его слов, он, кстати, дружил и даже участвовал в гастроли по Крыму, всё в прошлых жизнях.
Как и Олди появился уже после его отъезда – призрак прошлого Комитета. Первым из местных достопримечательностей объявился Барон. Чена я встретил на набережной. А там и Олди на вотчину Кати пожаловал.


А Эдика мы больше тогда не видели. Проведали их с Галчонком осенью, а потом ещё весной навестили, и к морю лишний раз прикоснуться, и отцепиться чисто по-судакски, по-пацански. Всякий раз Эдик обставлял этот акт неизбежной прозы жизни тайнами и приключениями. То в деревню какую-то ехать надо, то всё уже есть, но попробовать нужно непременно в можжевелом лесу над Новым Светом, только там мы оценим полностью.
Потом мы приехали в нему в июне, продав моё родовое имение. С нами ещё Парфён был, так вышло, что он решил приехать в Крым в этот (единственный, кстати) раз прямо к нам, а у нас как раз мой брат из Израиля, для которого квасить – всю жизнь самое нормальное состояние. Парфён тогда хоть спас меня немножко, силён брат Славка, мне до него куда, тем более на Галку можно положиться полностью. И я очень хорошо помню, как всё было, но как будто это было не со мной, а с ужратым роботом, за которым я наблюдал, как в кино.


Я пью только сухое, впрочем, и портвейн по ситуации. И в Москве так было с тех пор, как я вообще начал припивать, и в Крыму так же продолжается, хотя партишок всё реже, или за компанию, или когда совсем уж.
А Парфён пьёт только водку. А Славка коньяк. А Парфён и коньяк. А Славка потом и водку. В общем, с утра я был в абсолютно ином измерении. На автомате все процедуры, но при этом всё время ощущение взгляда на себя со стороны – вот это тело чистит свои зубы, вот сгибает непослушные с бодуна ноги, чтоб влезть в ванну под душ. И так далее. Вот оно натягивает шорты и залепляет босоножки. Ступени, полёт нормальный. Дверь подъезда, воздух, от которого протрезвление и сразу новое опьянение. Мучительное собирание себя по кусочкам в маршрутке. Когда уже возле Ленина ждали адвоката, я всё же сбегал за пивом себе и Парфёну, Славка отказался, Сева тоже. И дальше автопилот, пока не заснул уже дома. Вечером опять всё так же. Утром провожаем Славку на автовокзале в Краснодар, чебуречная, Парфён со Славкой по сто, я только пиво, и то заснул опять, когда домой вернулись. И тут вечером Романова, приехавшая с Даником в симферопольскую поликлинику. Предлагает легко отвезти нас в Ялту, а я могу и пива выпить.


Я повторяюсь, для тех, кто не читал «Вчера я был у строго». Ялта была неожиданным бонусом для Парфёна, а вообще путь наш лежал к Эдику. Морской воздух меня протрезвил, а у Галки с Парфёном не было причин не похмеляться. После Эдика мы собирались куда-нибудь на море, и по дороге к Ялте втарились разливными массандровскими винами. Одну полторашку они открыли попробовать, сразу рубанулись, но после купания в Морском попробовали снова, и когда в Судаке протянули пузырь Галчонку, там было ещё больше литра. Пока мы вдвоём с Эдиком ездили в деревню неподалёку, Галчонок отдала должное напитку почти в одно рыло, и когда мы вернулись, несла такую околесицу, что я даже описать не берусь.
А Эдик меня опять как бы подтроллил, мы ведь курнули, и я был впечатлителен. Даже не подумал возразить ему, что в нашу машину разве что он помещается, Галчонок с натяжкой, но два его присутствующие корефана – никак. Нет, стал объяснять ему что-то про Галчонка и про то, что у меня Маша, и Эдик сказал, что ладно, они приедут на такси. А я, уже когда мы расположились возле Меганома, зассал, что они и вправду приедут, позвонил Эдику и пригласил приезжать, но по возможности без Галчонка. Поскольку был наконец снова пьяный. Знал, что обижаю Эдика, но вот так себя пьяные ведут, не знаю, зачем. Воннегут правильно, кмк, объясняет это воздействием веществ на моск. Алкоголь – самое непредсказумое. Любовь под этанолом тоже бывает, хотя до некоторых других веществ далеко, хотя как знать. Зато агрессия только под синькой, пожалуй, и бывает. Садо-мазо и бухло близнецы-братья. Так же как и наше всё – «согрешить и покаяться». И прощать обожаем настолько, что провоцируем то, за что испытаем наслаждение простить… что-то Достоевский пошёл, хоть и непьющий, но прекрасно пьющих понимавший.
Эдик, конечно, даже и не думал, что нужно меня за что-то прощать. Как ни в чём ни бывало позвонил через пару недель мне от Литла, к которому его завезли по дороге друзья. Приезжай, такой ураган привёз, какой вряд ли тебе когда приходилось пробовать.


 Не от Литла, на самом деле, а от Эли. Её папа уже жил в крепости доме, шикарном по понятиям начала 90-х, а она в его прежней фазенде, шикарной по советским меркам. Литл нашёл тихую гавань для вдовца, подходящую для клуба благородных донов. Бурбон уехал в начале зимы. Эдика Литл иногда вызывал или сам к нему ездил. В конце зимы привёз из Москвы благороднейшего Шурави с обжигающей красавицей Кариной. Именно он придумал звать Эдика князем Сурожским. Иногда иронически, но любя, а вообще как бы и всерьёз, потому что Эдик любил рассказывать, что происходит от древних караимов, и среди его предков были и князья.
И в это легко было поверить. Хотя больше он был похож на барона, грубоватого, простого, не очень образованного, но при этом совершенного шевалье. Вырос среди пацанов с Судака, поэтому легко может говорить с местным акцентом, хотя в Москве говорил почти без акцента. Главное не акцент, а пацанский лексикон, ну и манеры иногда тоже, если по синьке. И всё это, на самом деле, наносное, а внутри этой оболочки был настоящий князь. Играл роль Рогожина, но по жизни был Мышкиным.
Рогожинами, а точнее детьми советских господинов Журденов, были Литл с Элей.
Первую зиму в Крыму Эдик праздновал возвращение, на вторую пришло протрезвление. Лето в Крыму всегда праздник, а зима – спячка до следующей жары. В Москве наоборот летом все разъезжаются, а в остальное время самая жизнь – клубы, студии, репетиции да и просто зависалово. А в Крыму не то что порепетировать, а даже позависать не с кем. Хенс уехал в середине лета, Литл ближе к осени.


Мы заезжали к ним пару раз зимой в Новый Свет, там они поселились в очень колоритной, хоть и не очень конфортной квартирке. Фактически даче над гаражами, чтоб зимой не замерзала. Бюджет у них был, как и у нас, но расходы на вино раза в 4 больше – оба они потребляли раза в 2 больше, чем я тогда.
В Москве окончательно жить или негде, или не на что. Полинка-то хоть работала, а музыкой заработать на московскую жизнь всё сложнее и вообще что-то уже никак.
Эдик любил вспоминать, как он играл на Казантипе. Всё пытался передать это ощущение, когда кругом тебя сто киловатт звука, и твои пальцы его создают. Таким ему Крым всегда и представлялся. А оказался зимним Новым Светом, с температурой чуть выше нуля днём и чуть ниже ночью. Маршрутка до Судака, автобус до Феодосии, в Новом Свете вообще не с кем репетировать. Ну ясно, что и в Феодосии нет сравнимых с Акимом и Андрэ.
Им даже бухать надоело, по крайней мере, Эдику. Когда мы приезжали, они были трезвые и не с похмелья, Галчонок спокойная и несколько пришибленная, а Эдик наоборот бодрый и готовый сколько угодно шагать по райским окрестностям. Он был прямо по-детски рад показывать нам с Галкой все эти можжевельники, дарить нам этот воздух. Галчонок с Машей сидели в машине, а мы возвращались, переезжали ещё куда-нибудь, снова ходили и удивлялись, как настоящие отдыхающие. Симф, в котором мы уже прижились, совершенно другой, и как раз тогда была рекордно холодная зима, а тут как в осень вернулись.
После этого мы Эдика потеряли. Летом, как всегда, свои тусовки, он опять то на море, то в горах, впрочем, в основном уже в Лиске… и ждал ведь нас там! А мы так и не доехали, у нас свои драмы были между Галкой и Романовой. Выехали мы из Орджо, по дороге втарились винищем, в пластиковых пузырях типа с завода, они припили, а тут вдруг гроза собирается, и они начали параноить, что туда мы проедем, а обратно после ливня – как? Бабский аргумент – с детьми.
Хотя, конечно, ну и что? Даже если застрянем в Лиске – разве это не по приколу? Довёз их до самого поворота и долго ещё убеждал. Но что может сделать трезвый водитель с двумя пьяными бабищами? Момент, о котором жалею. Вроде ведь надо ни о чём не жалеть? Нет, совсем ни о чём не получается. Так ведь всё незабываемо могло тогда случиться в Лиске. Но я уже привык, что если Галка чувствует незнамение, обычно так и оказывается. И руль был в моих руках, и всё могло случиться совсем иначе, и зря я тогда не забычил – ну, не всегда ж получается безупречно. Во всяком случае, такое рассуждение хорошо успокаивает и примиряет с неизбежным – с независимой Галкой.


А потом мы поехали в Москву и продали там остатки нашего Фиатика. Не по средствам уже было нам его содержать. А потому в Судак больше не ездили, а Эдик не звонил, а потом оказалось, что его номер не отвечает, такое уже пару раз случалось, но на этот раз не было возможности встретить его лично и узнать новый номер. А ВК ещё не было.
И увидели мы его только через два года, внезапно в Одессе. Как потом оказалось, в последний раз.
В Одессу мы приехали попробовать на Маше иглоукалывание. Романова узнала откуда-то о китайском настоящем кудеснике Чене. Мы уже ездили, когда был Фиатик, к народному костоправу Касьяну, всю жизнь прожившему и уже умершему в Кобеляках под Полтавой. Он сразу сказал, что это не его случай. Приём у него, по ходу, начинался в четыре утра, или не помню, может, и в три. Возможно, такой режим был у мудреца и специалиста по энергиям, но не исключаю, что и для процветания селян, дающих ночлег страждущим исцеления.
Чен тоже сказал сразу, что пиздец мы не лечим никакого результата не может гарантировать, но попробовать можно, всё равно ж полезно. Причём бесплатно.
Романова же дала Галке телефон и адрес женского монастыря для вписки. За 20 гривен (4 бакса) там предоставляли келью и питание на общей кухне, правда, строго постное. Хотя монастырь был женский, там были и батюшки, и именно они почему-то, а вовсе не матушки, исповедовали Галку. Три батюшки, все по очереди. Я, конечно, сразу представил, как первый рассказал остальным:) про марсианское деление воды православным.
Я мысленно проорал (как выражаются в Крыму), когда Галка вышла из вагона, сколько скорби и неприступного смирения в них с Машей было. В чёрном платке, в длинной чёрной юбке, холодная, как айсберг – перевоплощение удалось Галке полностью. Две недели, Карл, в женском монастыре, Карлито.
В следующий раз решили ехать вместе и что-нибудь снять. Я нужен был для ободрения Маши, которой очень не понравились иголки. Заодно Галка решила и меня полечить, от алкоголизма, например. Меня, конечно, уже за деньги, 50 гривен сеанс. Не знаю, как алкоголизм, может, лечение только сейчас начинает доходить, и я уверен, что поможет рано или поздно, но шишка на руке исчезла чуть менее, чем полностью.
Не знаю, что это было, все говорили, что жировик, Чен сказал, что это пробка в канале энергии. Мягкая шишка на предплечье, появилась и росла, не с котлету, конечно, но с конфету уже выросла. Чен её убрал. Через неделю иголок она стала в 2 раза меньше, а ещё через месяц в Крыму почти рассосалась, осталась, впрочем, незаметная, если не знаешь, припухлость.
Настоящий китаец, маленький, поджарый, умный и ироничный, между прочим, курящий, хоть и целитель. Мы вместе курили на крыльце, русским он владел прекрасно. При этом мне показалось, что иногда он специально прикидывается непонимающим китайцем и отвечает невпопад (а если подумать, то очень впопад), и акцент при этом тоже усиливает, как бы сам пародирует китайское произношение. И сразу становится ясно, что всё он понимает, а вот я дурак. Культура тысячелетий vs алкоголик советикус, бывший интеллигентный человек, и вопрос, а бывший ли вообще хоть когда-либо?


На выходе из вокзала нас атаковали сдающие жильё. Галка не устояла под натиском самой бойкой тётки, и мы поплелись на Малую Арнаутскую.
Это было чрезвычайно колоритно и незабываемо, как и многие другие неприятные когда-то, но милые в воспоминаниях ситуации. Подворотня, дворик с нагромождением балконов-скворечников, нам сразу направо в огороженный кусочек земли у входа в первый этаж, сбоку лестница на второй.
Очень тесная прихожая, из которой направо двери в комнатку совсем старого хозяина и в кухню с ванной (как ни вспоминаю, не могу представить, как всё это совмещалось). Дальше коридорчик мимо очень маленькой комнаты, в которой уже жили два парня с девушкой, которые на днях должны были освободить это хоть как-то изолированное помещение для нас. А пока нашим был один на троих, но действительно очень большой диван, целый дастархан, в проходной комнате, вход в неё был слева от ложа и отгорожен столом, а выход в комнату хозяйки был в ногах нашего лежбища. Он был с дверью, а вход из коридора, конечно, без, и нам были слышны все движения вокруг кухни и санузла. И ещё из конурки старика пёр, сами понимаете, какой запах. Конец мая, ночи холодные, форточку мы отстояли, но дверь во дворик, само собой, была закрыта. Движения воздуха никакого, первый этаж к тому же. Окно на Малую Арнаутскую.
В первый день погуляли после иголок по Французскому бульвару, Галка мне свой монастырь показала. Всю прогулку я растягивал бутылку «Вэсэлого монаха» и этим как бы удовлетворился. Переночевали на умняках, читая хозяйские книжки на ночь. Левую стену нашей комнаты покрывала стенка, и вместо хрусталей на полках были книжки, прекрасная библиотека для советского командировочного. Я не шучу, в отличии от многих других домашних книгохранилищ – почти никакой советской макулатуры, но очень многое из того лучшего, что издавалось в СССР.
Это, конечно, утешение, но понимаете ли вы, какие стремаки, когда хозяйка весь вечер непредсказуемо ходит мимо, затевая всякий раз разговоры, дружелюбные, но крайне чересчур. Я вот, по настоянию Галки, решил ограничить мат в своей писанине, писать так, как изъясняюсь обычно, а не прикидываться гарним справжним, так вот, тут иначе как пиздец не скажешь, и это ещё мало.


На следующий день после процедур мы даже к морю спустились, то есть не к морю, а к парку над ним, обратно поднимались вдоль неработающей канатки. Если бы работала, съездили бы и к морю, а так… Маша ведь у нас в коляску давно не помещается, а за ручку ходит с частыми остановками. Дорогу вниз найдём, но как потом подниматься? И ради чего, если и сверху видно, что никто почему-то не купается. И совсем не настолько жарко, чтоб купаться захотелось. Что-то похожее на жару началось уже только перед нашим отъездом.
У меня протекала очередная стадия алкоголизма. То есть борьбы с ним. В Москве я выпивал каждый вечер, но бывали периоды, когда я держался на чистяке. Тогда только начиналось – как провести вечер, если не выпить? А в Крыму начались первые запои, никто уже никуда не спешит. Как перестала сдерживать машина – так совсем уже. И уже вынужденные чистяки, с борьбой и мучениями поначалу, впрочем, во время Одессы до физических ещё не докатился, только психологические – так может взять всё же пивка или продержимся?
И это был вечер дня моего рождения, юбилея, между прочим. И когда начало темнеть, и настала пора возвращаться в наше скорбное пристанище, я сказал Галке, что пива я не пил весь день, но перед сном не взять ли нам сухого, а лучше две на всякий случай?
Это был полный атас, как мы хлебали тайком от мелькающей хозяйки. И тут звонит Умка.
Тогда ещё не было Вконтакта, хорошо хоть мобилы давно уже были у всех и продолжался бум жанра эсэмэсок. Оповестить меня о сэйшене в Симфе Умка могла только по мобиле.
Я выразил глубочайшее сожаление и о такой жизни вообще, и об Одессе в частности, то есть не о ней, а о моём в ней положении и состоянии. Это я в подворотню, а потом и на улицу вышел по случаю такого звонка.
Умка сказала, что ничего страшного нет, увидимся ещё не раз, а в Одессе вот тебе три телефона очень хороших людей, отправляю SMS.
Умочка, сказал я, уже поддатый и расчувствовавшийся, это ничего, что ты для меня Умочка, а не какая-то Анечка с маечками? Лучшего подарка ты не могла мне сделать, заодно можешь поздравить меня с бёсдником.
- О_о!!! Так тебе сколько уже?.. ого! Ну что, прекрасное место ты выбрал, чтоб отметить.
Она знает, что ничего я не выбирал. Я знаю, что выбираю не я. О чём-то болтать надо и телепатам марсианским.
Одну девушку Умка рекомендовала, как лесбо, то есть предостерегала, в общем, троллила насчёт Романовой. Увы, она была в отъезде, а когда вернулась, уже не было смысла её искать.
Не то что смысла, а порыва. Или как назвать, когда уходишь из Бабилона в Систему? Как в фильме «Матрица» (ц). Есть схема для всех и всегда – снимать, ютиться, сохраняя лицо. И есть братство, в котором без проблем вписываешься у незнакомых, если вы в системе. И я-то в системе всегда, а Галка всегда с ногой, занесённой над порогом. И для того, чтобы выдернуть её из мира всех в мир нас, нужен порыв.
Хозяйка настояла на неустойке в половину платы за ночь. Преисполненные счастьем свободы, доковыляли до остановки троллейбуса. Потом оказалось, что нам нужно было на угол Греческой с улицей, которая сейчас на карте называется Качиньского, но мы проехали мимо до самой Греческой площади. И спускались больше километра с Машей, которую пришлось посадить верхом на ручку нашего сумаря, который на колёсиках тащил я. Канадского, Сталкеру подарила сестра, а он нам. До сих пор работает, и ручки, как у сумки, и выдвижная ручка, и сокрытые молнией лямки рюкзака.


Поклонник Умки Витя оказался вовсе не юным хиппи или иным неформалом, а обычным пареньком лет двадцати с чем-то, несколько романтичным и восторженным, уж не знаю, кем ему отрекомендовала меня Умка – несломленным ветераном хиппования? В итоге-то я показал себя просто алкашом, ну и что? Силя такой же, и Ник Рокенрол, и Олди тогда ещё живой был.
Подворотня, двор со всеми этими пристроечками на пристроечках, подъезд древний, как на Васильевском острове, нам на третий, есть ещё четвёртый. Коммуналка, в одной комнате чопорная и молчаливая старушка, в другой молодая пара, их обычно нет дома, а все тусы своего соседа они прекрасно понимают. Третья комната заперта, нам в четвёртую. Хозяин её на машине друзей где-то на морях.
Просто волшебство какое-то, как всегда от Умки. На подоконнике можно курить в форточку, хотя и в комнате не возбраняется, но чисто для созерцания – этого милого дворика и моря вдалеке, карта говорит, что смотрел я на Каботажную и Карантинную гавани.
Компутер с интернетом, это ещё за год до акций бесплатных подключений.

Проводив Витю на маршрутку, я сразу купил пива, «Алушты» и даже чекушку коньяка, чтоб добавлять в кофе. Витя обещал погулять с нами по Одессе как-нибудь на днях.

Ну как погулять? Мы и сами каждый день только и делали, что гуляли, иногда и без Маши. А с Витей созвонились дней через пять, встретились на уже знакомой нам Греческой площади. Он ожидал своих корефанов, которые ещё не приехали. И тут вдруг – «Фил!»!!!
Эдик! Исхудавший какой-то. И вот тут Галка и сказала фразу, оказавшуюся потом роковой:
- Эдик, ты ещё жив? А то в Москве уже слухи ходят, что ты пропал куда-то, не случилось ли что с тобой?
Через 2 года Зоя будет обвинять нас вконтактеге, что мы то ли напророчили смерть, то ли сглазили… в общем, зачем вы так сказали?
Да чё попало Галка сказала, шутка же, смайл. Слухи постоянно ходили про Олди, он исчезал для общественности, то на Мангупе прячась, то на даче под Кёнигом. А про Эдика какие слухи? Кто его знал, и кого мы знали? Ну вот Шурави только спрашивал нас, как там князь поживает, ну, может, Гаврила ещё.
Одесситка Зоя стала новой подругой Эдика. Судя по ВК, она всегда обожала Крым, и можно предположить, что приехав туда снова, она познакомилась с Эдиком, которому уже остоебенила Волчонок, да и в Судаке ловить нечего, да вообще в Крыму никто рэгги не играет.
У Эдика был батл коньяка, когда допили, я предложил сходить ещё за одной. А насчёт травушки Эдик стал пробивать прям сразу.


Сходили в роскошный маркет, в который надо было спускаться на эскалаторе. А тут и гонец не пришёл юноша, совсем пупсик, вызванный Эдиком. Чем-то недавно удолбился, в полном ауте оф тайма и много другого, а может – всегда такой. Впрочем, похоже, что всё же удолбался – после глотка коньяка немедленно сблевал прямо на Греческую площадь. После чего продолжил общение, как после случайного кашля.
Бедный Витя был слишком романтичен для таких движений. Он с интересом участвовал во встрече двух волосатых, один из которых годится ему в отцы, а другой в дядю помладше. Не могу знать его, но себя на его месте могу представить. Мир тех, кто знал Умку тогда, когда она была в его возрасте. Один её друг, другой даже её коллега, очень фамильярно о ней отзывается.


Но к радикальным панкам Витя был не готов. Сразу выразил видом, что всё понятно, и ушёл искать своих кентов.
А я предстал перед выбором. И виновен в моём предательстве, ящетаю, алкоголизм, да, и больше ничего. Нет, не в цывила я превратился, меняющего приключения на стабильность семейства – хотя предлог и оправдание были такими, - а просто мне в ломак уже, прибравшись, куда-то ещё ломиться. Ну и паранойя, куда без неё, что там ещё за ебеня. За 12 лет до этого мы запросто, хоть и не без щемящего теперь трагизма, теряли с Галкой друг друга и снова находили в неизвестном нам тогда Днепре. Скорее всего, тогда и там и начался мой путь олкоголега. А теперь я им стал, и можно уже даже и без травушки, если она не приходят сама, как раньше… да и всегда вообще-то приходит, если знамение, а если так – Эдик и один съездит.
Или не алкоголизм, а первое веяние старости? Вот тебе и юбилей. Как бы я ломанулся куда угодно в 20, 30 да и 40, то ли вопросительный знак ставить, то ли восклицательный. И вот – нажрался, и никто уже никуда не спешит (дурацкая цитата).
Зоя была хранящей по возможности трезвость санитаркой, как и Галка у меня. Они уехали на маршрутке с юным психонавтом, а мы позвонили Вите.
Они сидели прямо рядом на подножии какого-то постамента, по карте что-то не вижу. Ещё там были какие-то фонтанчики, и они сидели явно там, где не совсем положено. И допивали второй батл, шесть или семь мальчиков с девочками.
С Витей и одним из мальчиков я сразу пошёл в ближайший магаз, другой, наземный угловой. А когда вернулись, Галки с Машей не было.
И вот тут я повёл себя, как полный алкаш, ужасно сожалею, есть о чём поплакать, когда нахлынет счёт за всё, в чём был неправ. Сперва я посидел под постаментом с ребятами. Как дурак, сами понимаете. Интереса я у них не вызывал даже вежливого.
Потом пошёл искать Галку с Машей. Ребята сказали, что они уехали кататься на коляске, запряжённой в лошадку, и я прошёл всю Дерибасовскую туда и обратно, прежде чем их нашёл. И вместо того, чтоб умилиться и разделить романтику, изобразил ужас что. Говорят же, бес попутал, и что в алкоголе бес, тоже говорят. Этот бес заставил меня возмутиться тем, что они променяли святое хипповское общение, которое, между прочим, всегда сулит новые интересные знакомства, на мажорские, буржуйские и вообще не знаю, какие, услады.


Почему я тогда был такой злой? Нажрался, нет других объяснений. Ужасно стыдно и неприятно сейчас вспоминать.
Бросил их и вернулся на флэт. А там сюрприз – вернулся хозяин. Тоже молодой, но постарше, как я между третьим и четвёртым студенчеством. С ним остались ночевать две девушки. Ребята, которые привезли его из Молдавии, оставили машину у него во дворе (ворота запираются) и поехали на другую вписку.
Я попросил прощения за нетрезвый вид, объяснил, что встретил друга, которого уже пару лет не видел. Про группу «Яга» они, конечно, не слышали.
Было уже далеко за полночь. Хозяин с герлами решили расположиться на лежанке у окна, а нам предоставили ту, что у двери. Не помню, как звали хозяина, какое-то достаточно редкое имя, то ли Василий, то ли Пётр, ну, пусть будет Василий. Интеллигентный и умный студент, тактичный, вообще ни слова нам не сказал.
То есть Галке с Машей и сказать нечего, жалко их, что у них такой папаша, всё хиппует и уже начал спиваться. Галка говорит, ночью я и рычал, и орал, и скрипел зубами.
Они с Машей вскоре появились, их проводил Витя, но заходить не стал. Я лёг на полу рядом с их диванчиком. Ночь беспамятства – два коньяка фактически на троих, впрочем, и Зоя почти не прикладывалась. И потом сухого с ребятами. Кому-то это, может, и немного, но я крепкие напитки пью редко, и меня от них всегда уносит. Я про отечественные напитки, именно от них у меня в мозгах что-то отключается, от текилы-то из дьюти-фри или хорошего вискаря никогда ничего подобного.
Рано утром все спят, а я очнулся в ахуе. Растворил себе немножко кофе, вышел на лестницу с сигаретой. Лестница не как в хрущобах, а по стеночке вокруг колодца, дореволюционная.
Ну вот что делать? Дождался восьми и сходил за пивом. Выпил и лёг спать снова.


После иголок мы поехали на вокзал. Оказалось, что одно дело утром с перепуга, когда все дожидаются поезда и набрасываются, и совсем другое – когда на исходе дня просто тусуются у вокзала несколько женщин, и можно спокойно походить и повыбирать. И выбрали мы уже не по 100 гривен, а по 70, и не проходную комнату, а отдельный летний домик, и хоть намного дальше от вокзала, зато недалеко от санатория, в котором работал Чен.
Эдик мне звонил и удивлялся, куда я пропал. Мол, они с Зоей втарились и вернулись, а меня нет. А что мы телефонами обменялись, только сейчас вспомнил, ты-то сам чего не звонил?
Увы, мне было не до Эдика. Ключ мы оставили Василию, а сейчас нужно было ехать за вещами. Уже созвонившись с ним, мы выяснили, что неправильно утром порешали – надо было оставить себе ключ от комнаты, потому что он второй у него был. Отдать ему только от квартиры, а самим в любое время просто позвонить, чтоб открыли соседи, как он поступил вчера ночью. Хотя как потом передать ему этот ключ? Неважно, поскольку всё есть, как есть, он сейчас в Таирово, а когда поедет домой, нам позвонит. Ну и какой тут Эдик, тем более что я опять протрезветь пытаюсь.
Василий позвонил в сумерках, а на Греческую мы приехали в полной темноте. И где-то час ещё ждали его во дворе. Вечер был холодным, мы даже прижимались друг к другу, чтоб греться. За всё время два или три человека прошли через в двор в подъезды. Трезвяк полный, только три сигареты на двоих скурили. В подворотне на Греческой, а где-то возле Аркадии ждёт нас в незнакомой комнате 11-летняя Маша.
А Эдик бухал в это время с друзяками не так уж далеко от нас, где-то возле парка стадиона «Черноморец» жила Зоя, карту мы купили сразу. Но не до него нам было, на полной уже холодрыге дождались Василия, он очень извинялся, обратно ехали счастливые от осознания того, какая счастливая сейчас будет Маша.
На другой день я всё думал – позвонить, не позвонить? Позвонил после процедур. Эдик умирает после вчерашнего, при этом скурил уже, конечно, всё, а сегодня снова что-то вырубать никаких уже сил, тут пивком бы поправиться. В общем, созвонимся завтра. И больше я не звонил, и он тоже почему-то, в общем, вот так.
Без знамений никак – санаторий на Пионерской улице. Это всё же не такая обязательная, как Ленина или даты какой-нибудь. Но именно на ней мы зимовали в Гурзуфе, а Галка до Москвы жила в Коломне.


Это я карту смотрю. Вот он, частный сектор среди новостроек. А на площади 10 апреля я нашёл разливное сухое красное, самое дешёвое из того, что не отрава по доступной цене, был тогда такой порог. Подходящее вино для запоя – через неделю (или у кого как) всё само запросится наружу, и запой автоматически прервётся. И отвращение при одной мысли о спиртном будет ещё где-то с неделю, через две попустит, а через месяц забудется. Это если межсезонье, и нет зимних вписчиков. Ну а если не запойно, а пару стаканов перед сном, то и ничего страшного.
Конечно, ни о каком запое речи не было, я каждый день являлся Чену полным огурцом, исключая два дня после встречи с Эдиком (папа заболел). Чисто для психологического успокоения алкоголизма поллитра на сон грядущий, а утром снова как когда не был ещё алкоголиком – зарядка, яйцо, чай, дабл, душ, даже парфюмчик пару брызгов. И весь день как когда помоложе был, даже в голову не приходили мысли о том, где когда и что выпить. Ловлю каждый миг этой Одессы. Конечно, первые впечатления намного ярче, когда у нас была вписка, и мы могли припивать бутылочку пива на двоих (тогда ещё на ходу попивать разрешалось, куда мы вообще катимся-то, хоть те, хоть эти?). Или по двести сухого чисто для настроения в уличной кафешке. На трезвяках всё было гораздо более уныло. Да и гулять уже было негде, только в Аркадию позагорать и покупаться пару раз съездили, да и домой.
Куда он денется, этот Эдик, думалось тогда. То есть вообще о нём не думалось. Приедет в Крым – может, позвонит. Съездим в Судак, вспомним времена лихие. Соцсетей-то не было, только мобила, а о чём звонить?
Чуть менее, чем через год, у нас появились сеть и ВК, ещё через полгода там появился и Эдик, но я узнал об этом только задним уже числом. И о том, что он умер ещё через полгода, я узнал тоже чуть меньше, чем через три месяца. 4 августа я вдруг нашёл его в контахтеге, а потом прошёл по ссылкам, узнал, что всё. Написал Зое, она ответила мне «у вас всегда так в Мааскве: наговорите-наговорите, что человек и умер, и убили, и спился или ещё что-то. а потом так и выходит. не хочу видеть ни тебя, ни твою жену. дочку жалко. плывите своим течением», 5 уже августа я ответил, что напрасно она так, да и не в Москве мы живём, и она вроде успокоилась и написала, как было дело: «выпил на день рождение спирта, "заботливо" налитого его одноклассником, который ЗНАЛ!, что у него язва, а язва эта и открылась, потому что много нервничал и запивал нервы алкоголем. а ты бы не нервничал, если б говорили, что ты уже давно умер, или потому что слишком хорошо играешь и составляешь конкурентную опасность для остальных музыкантов?? людям не нужна настоящая музыка и Любовь. им нужна Война». На год старше моего сына Фили последняя любовь Эдика.


Лора написала, что и Галчонка уже нет. После Судака она приехала к ней в Липецк и стала жить на разницу между сдать в Москве и снять в Липецке. Упала с балкона, Лора уверена, что помог сожитель и альфонс за бухло.
И больше уже вспомнить мне об Эдике нечего. Первым из моих друзей погиб Наркоман, когда нам было по 21. Олдноклассник, я любил его за неиссякаемый юмор в любой ситуации, даже последняя фраза его была «Снимай скорей, кажется, я падаю».
И уже тогда он стал мне сниться во снах, которые были с ощущением полной реальности. В таком сне никогда не помнишь, что человек умер, общаешься, как ИРЛ. А проснувшись, живёшь мыслью, что никто не умирает.
К старости, конечно, и мысли уже другие, и сниться что-то все перестали. В запое, когда протрезвление ради очередного похода в магаз только чудится, а вся жизнь во снах – тогда какие только восхитительные тусовки не приснятся. Но абстрактные, каких душа, очевидно, желает? честно говоря – ничего особенного. Никаких яхт и островов, просто Марьино, например. Но такие кайфовые парни и девушки, и так по кайфу мне тусить с ними куда угодно по нашим марьинским улочкам, дела какие-то вроде решаем, ждём кого-то или ломимся куда-то.


Но родных никого. А Эдик родной. И должен присниться рано или поздно, как Олди, например. Папа или мама приходят иногда, всегда в тех снах, которые не как кино смотришь, а живёшь там полностью, и что кто-то умер, вспоминаешь, когда проснёшься. Во сне никогда об этом не помнишь, там живые все.
Снятся ведь иногда и те, кто живы, но ты с ними давно не общаешься. И неизвестно, снишься ли ты когда-нибудь им, но они навещают тебя ещё как, редко, но сильно и полностью.
Пока я жив, все они для меня живы, просто уехали куда-то. Их просто рядом нет, но я ведь разговариваю с ними мысленно то и дело, о чём бы ни подумал – а что сказал бы тот или другой полюбившийся мне когда-то человек. Сейчас вот Эдик за спиной у меня сидит и на гитарке тренькает. А Олди на балконе умостился на пенке, то делает вид, что спит, то вдруг каментит игру Эдика, благодарит его, о Джа бормочет, молча медитирует опять.