Правдивые сказки

Настоящего Индейца

Дефочка, ну дафай же

                                                                   

                                                                                                          Индеепендент  «Глас»
                                                                                                          Май 2000.

К началу сэйшена я опоздал. Спокойно миновал входных секьюрити и самоуверенно постучался в гримёрку. И не ошибся – открыл Тимофей:
-    О, Фил, наконец-то! Заходи.
Такого я даже не ожидал. А объяснилось всё просто: «Сева мне сказал, ты остался без машины? У меня есть Волга в отличном состоянии. Тебе ведь для извоза? Как раз то, что тебе нужно!» И до конца отделения он расписывал мне преимущества своего товара, на последней песне, по знамению «Кобыле»(9), появился Пенькин и попросил нас обсуждать такие темы в коридоре. «Ништяк, - сказал я Тимофею, - извини, но мне так вдруг в дабл захотелось, а сейчас ребята выйдут, мне ещё с ними нужно срочно перетереть».
Выхожу из дабла – навстречу Боря: «Фил! Ну чё? Ну как?»
Уже вторую неделю я просил Джа послать мне wisdom weed. Дилер крымских шишек испарился, как иллюзионист, в Зелёнке наглухо только гашик. Неожиданно вызвалась стопудово помочь Наташа, но после моего пьянства у них на флэту они с Добровольцем решили, видно, отморозиться. Доброволец: я ничего не знаю и знать не хочу о таких проблемах, все вопросы к Олегу. А когда Олег появится? Я ничего не знаю. Или: он уже спит. Или: он уже ушёл. А ты не мог бы передать ему?… Я ничего не знаю, и только так.
Наконец удалось выловить Олега – позвони сегодня вечерком. Вечером приезжаю к Боре (заодно бесплатный телефон), мы уже подписываем Армена отвезти нас на машине, и дальше целый вечер я каждые полчаса звоню. Зато познакомился с его мамой - человек в 80 с чем-то лет очень красиво и тщательно (у меня бы никогда не хватило терпения выводить такой гнущейся кисточкой такие тоненькие линии) расписывает гуашью разных форм деревяшки и учится играть на гитаре. А жену его я удачно (на самом деле, зрение ж плохое) принял за его дочь. Ну и много нового узнал, например, что он принимал участие в единственной записи так полюбившейся Галке Медведевой – очередной пример того, что куда мы с подводной лодки денемся. А писали её, оказывается, хуйзабейщики. Заодно он и про «Хуй забей» понарассказывал. А захожу после него к Инке – как раз пришёл свежий «Фузз», и там статья про творчество Бегемота и Карабаса, кстати, у последнего это фамилия такая – Карабасов, а фамилию Бегемота Боря тоже мне сказал, но я уже забыл.
Следующий вечер я провёл с Филей, опять же «зато», Филя на ушах был от радости и возбуждения. Олег объявился, но теперь пропал человек, к которому он должен был обратиться. Кстати выяснилось, что Доброволец знаком с этим человеком ещё лучше, чем Олег.
На следующее утро всё вроде срослось, забили стрелу. Я взял с собою Галку с Машей – что-то нехорошие сны томили меня ночью. Оказалось, человеку нужно сходить ещё куда-то, а там сказали – вечером. А вечером уже сэйшен. Пришлось оставить ему деньги. Хорошо хоть Инка, расчувствовавшись моим столь долгим общением с Филей (да и вообще наблюдая мои переживания), выудила из тайника папироску, которую я давным-давно делал для неё на случай особого настроения – это тебе, Филочка, specially for «Титаник».

Я не стал проситься пройти в зал через сцену. Прошёл, как все, а ваш билетик, вслед мне среагировала контролёрша, я лишь устало вздохнул.
В январе в «Бункере», накурившись, мы вошли через служебный вход, и Сева послал было меня в зал через сцену, я даже дверь открыл, но приостановился, наткнувшись на ударную установку, в раздумье, как бы её обойти. И тут Лёля сказала – ух как сказала! – Фил, ты куда?
Замер мир, остановилось мгновенье.
Как она это сказала? Вроде и не так уж протяжно «Фи-и-ил», то есть чуть протяжно, но без блатной утрированности, а ровно столько, сколько нужно для точно такого же, на самом деле, гасящего впечатления с помощью такого же, по сути, блатного приёмчика. Плюс безупречная актёрская интонация – не более чем в гомеопатической дозе, но конкретно таки яд.
У меня, по крайней мере, появилось полное ощущение, что я школьник, которого поймала на неумышленном (и это очевидно), но несомненном нарушении учителка, склонная к садизму и, как с мистическим и не зависящим от реальности ужасом подозревает школьник, с широкими полномочиями воспитательных мер, вплоть до физических.
Торжествующая интонация гаишника. Шутливое удивление: куда это ты? ну-ка, ну-ка…
Интонация была именно такая, как будто я уже залез в её карман и потащил лопатник. Фи-и-ил… - поймала. А если не в карман залез, а в трусы, то после такой интонации самый горячий остынет и сразу всё поймёт.
Нет, я на самом деле не подозревал, что чуть не совершил непростительное и непоправимое осквернение святыни. Ведь везде всегда можно было проходить в зал через сцену, в том числе и у Оли хоть в ЦДХ, хоть в Спесивцева в легендарные времена, про Умку и говорить нечего, кто там только по сцене не шарахается.
В общем, у меня осталось полное впечатление, что это именно мне нельзя засветиться на сцене перед Олей. Мелькнёт там юный анонимный поклонник или нейтральный Армен – похую, но если Фил – не окажется ли тут ненужной символики, и вот хуй ему – такую возможность предоставить… только не такому… воплощению… Порой мне кажется, что я действую на неё, как дымящийся борщ на ушедшего в голодовку.
И вот иду я, как Шариков, как человек через людскую, через эту узкую, но нескончаемую, как поезд, кухню, улыбаясь недоумевающему персоналу.
Пусть чувствуют себя крутыми все, кто мне подаёт – мне не жалко.

Все ценители признали, что во втором отделении ребята играли драйвовее и вдохновенней. И объясняли тем, что программа «Божия корова» им уже приелась. А второе отделение Оля целиком посвятила чужим песням.
Сперва пару песен «Аттракцыона», мне они не очень, но в Олином исполнении даже понравилось, песни-то хорошие, просто манера вокала гнусная (в оригинале). Потом «Брат Исайя» - Силя, конечно, красавец, но такой рэгги, как у «Титаника», мало кто у нас может сделать. После каждой песни Оля спрашивала, узнали ли автора, и следующий номер, «Танец на троих», публика не опознала – ну что ж, Оля просветила их, кто такой Махно, и спела ещё «Мой золотой день». И перешла на авторов своего пола: сперва две песни Желанной (хотел посмотреть названия на кассете и выяснил, что, кажется, у меня пропали не одна аудиокассета, а две), про вторую я ошибочно подумал, что это песня Насти Полевой («выше, выше, до самого неба»), и как раз дальше Оля спела Настю – «вниз по теченью, вниз по теченью неба», тут уже зал хором назвал автора.
И дальше сплошная Умка. «Я иду по тоненькой дорожке» – я чуть не заплакал. Только при Олином исполнении становится ясно, что Умка гениальный автор. По крайней мере, строчку «качаяся от ветра» она так пронзающе красиво спеть не умеет. А на следующей песне («я ползу по краешку усыпанного блёстками рва») мне стало ясно, что в Умкином исполнении тоже что-то есть. Это уже история – хорошо ли плохо ли, а всем эти песни запомнились такими, как их спела Умка, и без её, возможно, не всем с непривычки приятного, но уж точно не имеющего аналогов голоса они звучат как-то иначе.
Это была песня про то, что «кайф невозможно отсосать назад», перешедшая в другую и потом обратно, после чего Оля предложила сыграть в викторину, кто угадает, чьи это песни, тому приз, вручает лично Сева. Первый претендент назвал «уважаемую Умку», но даже не подозревал, что другая песня кого-то ещё. Оля воззвала к залу, и только один человек угадал, что это «Круиз». Я тоже никак не думал, что у «Круиза» были такие красивые песни – слов я, конечно, не разобрал, но по драйву эта песня была самой мощной в этот вечер, особенно кайфовым было то, что Мыша активно солировал параллельно вокалу, а не просто бренькал. Правда, победитель сказал, что «Титаник» ему нравится больше, и Сева пригрозил отобрать приз (три кассеты «Титаника») обратно.
Следующее попурри состояло из исполненных под одни и те же аккорды «Независимой воли», «Года козла» и «Дефочки, дафай». Первый соискатель опять облажался – думал, что ему дадут приз только за то, что он босиком и рыжий, а Силю не смог узнать. А второй тормознул было на «Дефочке», но зал хором подсказал: «Комитет Охраны Тепла»!!! А вообще, лучше бы Оля не бралась за эту песню – во-первых, Олди берёт не вокалом, а чем-то невыразимым, во-вторых, если бы я был фанатом, я бы назвал кощунством, по-советски пошлостью и ханжеством, а в данном случае «ты, видно, с Урала» - петь «фигово» вместо «хуёво», «зашибись» вместо «заебись» и особенно – «стукнутый» вместо «ёбнутый». Не поворачивается у тебя язык – так вообще не берись! Лёля… И ведь все остальные куплеты без единого так называемого мата – нет, она выбрала именно этот единственный, с  какой целью?
И на оконцовку – полная отвязка, «Оторвалась и побежала», толпа скандирует УМКА, все на ушах. После чего Оля кладёт гитару, собирает цветы и удаляется. Бедная Оля – так выдрессировала своих почитателей, что они уже знают: всё значит всё, и не догадываются даже, что если бы всё, Оля не оставила бы гитару на сцене. Дружно встают и толпятся на выход.
Ребята заиграли было «Марию Хуаниту», но такого Оля допустить не могла – хватит уже, аж на двух сэйшенах разрешила исполнить и даже автора не погнушалась представить, пора и честь знать. Пришлось выходить незваной и петь запланированных на бис Умкиных «Белых лошадок». Зато наконец хоть народ не сидит, а толпится под сценой.
После чего я прозвонился и выяснил, что можно приезжать хоть сейчас. Но Армен почему-то не приехал, а тусоваться по этим делам на метро по темноте, при усиленных по случаю коронации нарядах (позаимствованное у буржуев слово «инаргу…» как там дальше? – что-то среднее между игуаной и мастурбацией)…
Ребята прочувствовали, каково это – сдохшая Кобыла. Впрочем, удалось подсуетить какого-то ещё поклонника с четвёркой, но без багажника на крыше, большой барабан Боре пришлось взять на колени, а у меня ещё и Сева помещался.
Мыша сказал, что во дворе у его Милы стоит семёрка её приятеля, белая, он вроде хочет за неё 300, но можно и поторговаться. Забились на утро.

Всю ночь мне снилась белая семёра.
Пока завтракал, я всё сомневался – взять аккумулятор, чтоб сразу проверить движок, или отложить на следующий раз? Решил собраться с силами и отнестись к делу серьёзно. Между прочим, до «Алтуфьева» и потом на автобусе. Зато до Медведкова оттуда близко.
Мыша, очевидно, не приглядывался к этому аппарату, стоящему прямо на тропинке от калитки к крыльцу дачи. Он говорил: одна вмятина, я: ну это ладно, даже хорошо, не станут угонять. На самом же деле – допустим, под капот он не заглядывал, но сквозные дыры во всех крыльях видно издалека невооружённым глазом. В общем, я врубился, какая ласточка моя Кобыла по сравнению с этой, которая на 10 лет моложе. Аккумулятор я тащил просто для тренировки – ключ в замке зажигания так и не удалось провернуть. Равно как и в замке багажника. Мотор весь в масле, буквально весь и под очень толстым слоем.
Мила, сказал я, было бы очень мило, если бы твой приятель подарил эти дрова на самовывоз,  передняя-то подвеска тут по иронии судьбы(10) как раз таки новая (наверно, под конец окончательно раздолбал родную). Но торговаться тут просто не о чем, даже 50 много с учётом самовывоза.

Олег удивился, увидев меня с аккумулятором: а это что за прикол? Да так, для отвода глаз.
Попробовали. Н-да. Разбаловал меня крымский дилер. Вообще-то ведь обычно всегда сперва пробуют. Технично сработано. Вдобавок Олег говорит: что ж ты вчера не приехал, оставил Винни Пухам горшочек мёду. То есть обратно возвращать – добровольцев как бы подставить. А кроме качества – количество (винни-пухи ж по-любому децел)… делясь с «Титаником», я отсыпал им побольше, а то ведь просто стыдно, а мне уж – одной запчастью меньше… так всё относительно. 50 грина как не бывало. На балконе они что ли её растили? И наверно, не в Москве даже, а в Мурманске.
Эхо Парфёновского не по этим делам. Ещё и «Титаник» зацепило.

Вечером – клуб «Радио Гога», «Титаник» в прямом эфире «Открытого радио».
Стандартная стойка бара, в «Чайном домике» куда как оригинальней. Простой зал без украшений, только над сценой разрисован потолок, обычные металлические столики и стулья. Похоже на «Метлу» 70-х. Аппарат, конечно, хороший, тут хозяева не поскупились. За сценой комната с прозрачным окном для трансляции прямых эфиров. На стене в виде стрелы в направлении туалета неоновые буквы: синие RADIO и красные GОGA.
Халдеи шустрые – только забычкуешь сигаретку, чтоб потом добить, а на столе уже опять чистая пепельница. Несколько раз приносили чай, бесплатно для музыкантов, а вообще он тут 20 рублей. Чай такой: чашка с кипятком (горячей водой), пакетик с верёвочкой, долька лимона и три кубика сахара. Что холодные закуски, что горячие – 300, 500, 700 рублей, так примерно, впрочем, не помню, может и за 100 есть какой-нибудь салат из капусты. Я больше обратил внимание на напитки – пиво «Старый мельник» 50 рублей (в любой палатке 13), шампанское «Дон Периньон» (это у них так написано, довольно крупными буквами, я не ошибаюсь – именно «дон», как у Шолохова-старшего, а не младшего) 2500 бутылка, коньяк с длинным названием 11 000 за 50 грамм.
Музыканты достали из рюкзачка колбасу, сыр, хлеб, пастилу, даже ножик с собой прихватили.
Оля стала записывать на ЦДХашной афишке, какие песни можно спеть по такому случаю. Когда ребята приступили к саундчеку, Тимофей на этой же афише стал рисовать мне устройство «Волги», долго рисовал, я уже даже перестал врубаться. Теперь эта половинка афиши (Оля свою оторвала, а я – как Штырлиц) висит у меня на стене. Полтора года эта Волга стоит (впрочем, девятку, если я не ошибаюсь, он купил лет пять назад), а сейчас ею вдруг срочно сосед заинтересовался, у него тоже была Волга, но как раз сейчас сломалась. В общем, уболтал меня приехать к нему прямо завтра утром – не вижу, почему бы благородному дону не прокатиться хоть раз на Волге, решил я.
Тут за столик снова уселся Сева, следом за ним Боря с Мышей, потом появилась Лёля и, не присаживаясь, стала возмущённо кричать. Чем рассудительней отвечал Сева, тем больше она раздражалась, и наконец хлопнула по столу журналом «Досуг»: «Ладно! Считайте себя вольноотпущенными», схватила свой рюкзачок и побежала, надо понимать, домой, а может топиться.
Терпеливый Пенькин отправился вслед за нею, такая работа.
Сева пояснил: настроились для радио, что ещё надо? Она хочет идеально выстроить звук в зале – я работать сюда пришла! – а в этом нет никакого смысла, по мере заполнения зала звукооператор ещё десять раз поменяет все настройки.
-    А про Олди говорит, что у него перегорели пробки.
-    Это в каком смысле, - уточнил я, - предохранители что ли? Гандон порвался(11)?
-    А я ей, - продолжает Сева, - зато у тебя такая пробка – кто бы к ней штопор подыскал.
Приехал Армен, и я расспросил его как профессионала, что он думает о 24-й Волге.

За пять минут до прямого эфира ведущая с аккуратной, насколько можно разобрать в джинсах, фигуркой и болгарскими именем и фамилией проинструктировала собравшихся: скоро народ начнёт подтягиваться, но пока нас тут немного, поэтому давайте погромче орать и хлопать после каждой песни, чтобы было слышно в эфире. Давайте так – я поднимаю руку, и вы хлопаете, ну-ка попробуем.
После каждых двух песен ведущая доводила до сведения радиослушателей, где именно находится клуб «Радио Гога», в который можно приехать прямо сейчас, чтобы услышать живую Олю, а после неё выступит ещё группа, приехавшая специально ради вас прямо из Питера. Про то, что вход 150 рублей, она не сообщала – потенциальных клиентов такие мелочи не должны волновать. Потом она благодарила «Открытое радио», а потом Оля отвечала на вопросы из зала. «Вон молодой человек поднял руку. Сейчас он задаст вопрос, который волнует всех нас», – проговорилась она, что вопрос он ещё не задавал, а ей он уже известен. Среди выступавших был и Пенькин, «Как вас зовут?» – спросила она, будто не знает. Он, правда, ни о чём не спрашивал, а просто нахваливал сперва «Открытое радио», потом «Радио Гогу», потом снова «Открытое». Иногда ведущая и сама задавала вопросы:
-  Я хочу описать вам, дорогие радиослушатели, как выглядит Оля, чтобы вы тоже увидели её, а не только услышали. На ней такой свободный тёмный комбинезончик, сверху такая как бы блуза, а внизу симпатичные такие штанишки. На ногах тоненькие, почти незаметные башмачки, - кстати, мне (Филу) вообще издалека казалось, что Оля вышла в носках, я даже слегка удивился – понятно, когда Умка выходит совсем босиком, но в носках...
-  Они называются «джазовки», - пояснила Оля (Джа!, отметил я про себя).
-  Оля, вот вы такая красивая женщина… я хочу спросить: как у вас с личной жизнью?
-  Пусть это останется в тайне, - невнятно пробормотала Оля.
На Умкином «Гомосексуалисте» Пенькин вышел танцевать с девушкой, а на коронной «Площади Ногина» аж с двумя, я спросил Севу, говорит, из фан-клуба. Хорошие девочки, у одной прекрасные чёрные волосы, лица, правда, у обоих грубоваты, но зато какие фигурки, как изгибаются в танце – о, как ужасно знать, во что они превратятся лет через 10-15. Лет через 30-40 – не так ужасно, это уже закон природы, но почему они позволяют себе становиться такими через 10 лет – этого я не могу понять. Оглядитесь в трамвае – кунсткамера. Какие там ужастики, какой «Вий» – вы просто посмотрите кругом. Одни выражения лиц чего стоят, остальное уж – следствия. И ещё крестики носят, веруют как бы. В кого? В дедушку Мороза? Только не в себя.
Но пока пляшут. Но в лицах уже страх – что подумают окружающие.
Пенькин – стиляга. Циркульные длинные ноги в узеньких брючках, тупоносые башмачки, кургузый пиджачок, непроницаемо приветливый фэйс.
В фойе потом я оглядел в зеркале себя. Мешковатые джинсы Галкиного художника, под стать им фуфайка её брата – ну чё, хип-хопер, только вместо кроссовок мокасины. А Пенькин – сайкобильщик. Зато фэйс у меня какой открытый, честный, мужественный – Жан Рено, куда там хитроватому Бред Питту.
Я бы тоже станцевал, если бы был портвейн, но денег на него уже не было. Галинка тоже огорчилась, узнав, что всю наличность я вложил в беспонтовку – «а я ещё, как дура, ездила с ним». Ничего, утешал я, Джа не даст пропасть – воплощённый в Инночке.
Маршакова(12)  вдруг ведущая углядела в зале – он вроде как проходил мимо «Гоги» и решил заглянуть. Маршаков вышел и сказал пару тёплых слов про «Открытое радио» и, конечно же, «Гогу». Олю тоже похвалил.
Мне он напомнил зоновскую столовку. Посудомои и особенно уборщики столов менялись там часто (сдавали друг друга), и у всех у них через неделю работы именно вот так раздувались ряшки. Повара питаются – мяска кусочек, картошечки поджарить, бишбармак замастырить, а посудомои – в основном тем, что остаётся в бачках, зато в неограниченном количестве, а остановиться они не могут, наголодавшись-то в рабочей бригаде.
Макар тоже прошёл через это, пока в повара не выбился.
-  Ну вот, - сказала ведущая после «Маленькой вселенной», - эфир кончился ещё раньше, чем эта песня, пришлось аккуратно так обрезать, - ах, гандоны же эти babylonщики, пару минут даже им жалко! Разве это люди? Роботы, и все мы в их власти. – Но нам Оля, конечно же, не откажется спеть ещё.
Оля изобразила удивление, но спела, конечно, даже пару ещё песен. И правильно – пусть в жопу себе засунут свой чаёк 20-тирублёвый. Впрочем, смешно испытывать к ним какие-то чувства – они ведь просто фишки, а игре – неизвестно сколько тысяч лет. Интересно, а из мамы они вылезли – уже такими или ещё живыми? Не знаю, пока не знаю. Но даже детей в некоторых странах называют «Baby…».

Пока на сцене настраивались ребята, про которых Сева сказал, что может они и на самом деле из Питера, однако играют тут каждую ночь, мы с Борей решили поссать на дорожку. В коридоре, ведущем к даблу, стояли три кобылки – именно так, не тёлки и не козочки – одетые две в белую бахрому на сиськах и на письках, а одна в красную. «Ого!» – одобрительно протянул я и мимически выразил им всё своё восхищение, они разулыбались. А заглядевшийся Боря споткнулся – там такой перепад уровней на выходе в коридор.
На обратной дороге мы, конечно, тормознулись поглядеть, как они танцуют. Ну как… без продуманной хореографии, но на общем фоне пассажиров трамваев(13)  такое зрелище радует глаз.
Сева пригласил меня переночевать у Армена, а я пишусь на любые его приглашения. По ходу я выяснил, что Тимофей – штатный шофёр Оли, она специально выбрала его, чтоб никто не вообразил, что он не только шофёр. Поскольку выглядит он – эллипсоид вращения. С бородкой, конечно, для имиджа и с косичкой… А мне Энди говорил, он организатор сэйшенов Феди и ещё каких-то?… Ну да, натусовывает знакомства. То-то я сразу насторожился, когда Оля посоветовала мне купить у него Волгу – уже и её подсуетил.
В общем, я с чистой совестью решил пробросить стрелу, и бухал до утра бутылку водки на четверых (без пива). Под утро Боря уехал, одолжив у Севы 10 рублей – по дороге я им как раз рассказывал, повествуя про свой извоз, как ненавижу «чириков», тех, кто нагло суёт эти гроши, не задумываясь, сколько стоит, например, ремонт передней подвески. Армен ушёл спать, а мне предлагалось улечься под одним одеялом с Севой. Я пошёл поссать, а потом по-английски покинул приют – какой всё-таки кайф и как редко это бывает: светает, пахнет землёй, травой и весной, слегка дождит (зато волосы дождевой водой прополощет), и  такое ликующее чувство свободы и зовущего в любую сторону простора, и нету рядом не только Галочки с Машей, но и всех прочих, гораздо более мешающих настроиться на Джа и стать собой. Я не случайно отметил «с Машей», соло Галинка не сбивает, как и Олди, как и… о ком бы ещё помолиться?
Дошёл часа за полтора и даже не заметил.